Китайская семья

Их наделяли и такими именами: Фу (Богатство), Гуй (Знатность), Си

(Счастье), Лэ (Радость). Именами девочек, как правило, служили названия

цветов, драгоценных камней, бабочек, птиц: Лянь-хуа (Лотос), Му-дань

(Пион), Син-эр (Абрикос), Тао-эр (Персик). Их также могли назвать Сяо-мао

(Котеночек) или Эр-мэй (Вторая сестричка). Иногда детям давали также имена

в соответствии с временем года, когда они родились:

Чунь-эр (Весна), Сяшэн-эр (Рожденный летом), Цю-эр (Осень), Дун-эр (Зима).

На третий день совершался обряд омовения ребенка. В таз наливали теплую

воду, туда же клали подаренные медные и серебряные монеты, а также

приготовленные родителями грецкие орехи, каштаны, земляные орехи, финики,

семена лотоса, вареные куриные яйца. '' Все это, за исключением монет, было

окрашено в красный цвет — радости. Купая ребенка, приговаривали различные

«счастливые» слова в рифму. Например, говорили: «Если будет мыть голову, то

будет жить в высоком доме» и т. п.(62)

С ранних лет детей приучали выполнять различные обряды.

Так, при виде новой луны дети, обращаясь к месяцу, кланялись ему и

припевали: «Месяц, месяц, месяц! Кланяюсь тебе, трижды кланяюсь. Не

позволяй, чтобы у детей была чесотка». Луна, оказывается, влияла не только

на детей, но и на 1 их платье, поэтому ночью не следовало класть одежду

мальчиков и девочек на место, куда падал свет луны или звезд. Девочка

должна была бояться света звезд, а мальчик — света падающей звезды.

Беспокойство ребенка во сне приписывалось сглазу. Чтобы предохранить от

него, применялся такой обряд, на красной бумаге писали: «Небо желтое,

желтое! Земля желтая, желтая! В моем доме есть плакса. Прохожие,

благородные люди, прочитайте три раза написанное, и пусть ребенок спит до

утра». Такую бумажку бросали на перекрестке.

По установившейся традиции новорожденному дарили различные украшения.

Подарки эти могли быть действительно ценными — золотая цепочка на шею или

украшение из серебра в форме замочка, но могли быть и совсем простые, чисто

символические, например косточка от персика с вырезанными на ней

разнообразными узорами. Через косточку продевалась нитка, которая

привязывалась к руке ребенка.

С большой торжественностью отмечался первый месяц со дня рождения ребенка.

Родственники, друзья и знакомые родителей вновь приносили ему подарки:

серебряные, позолоченные и посеребренные бубенчики, изображения бога

долголетия и восьми бессмертных, ручные и шейные браслеты, замочки, красные

шнурки на шею. Бубенчики и изображения богов прикреплялись к шапочке

младенца. Замочек вешали на шею для того, чтобы ребенок долго жил и чтобы

не ушла из него душа. Дарили модель китайской меры сыпучих тел (доу) — этим

выражалось пожелание, чтобы у ребенка всегда был в изобилии рис; игрушечную

печать (инь) - пусть младенец, когда вырастет большим, получит печать

чиновника (знак власти); изображение иероглифа шэн (возвышаться) - чтобы

ребенок высоко поднялся по служебной лестнице.

Маленьких мальчиков часто одевали как девочек для того, чтобы обмануть

духов болезни или смерти, которые, как верили родители, в таком случае

пройдут мимо них. Суеверные родители, боясь, что долгожданного и любимого

мальчика будут преследовать болезни или даже похитит смерть, давали ему имя

Ятоу (Служанка). Этим они как бы старались обмануть злых духов, показать,

что ребенок им не дорог, и они вроде бы не боятся его потерять.

Мальчики были предметом особой заботы в семье. Стремясь уберечь их от

болезней, предохранить от нечистой силы и несчастных случаев, родители

прибегали к самым различным амулетам и талисманам. Новорожденного

предохранял особый амулет - «замочек ста семейств». После рождения сына

отец обходил сто человек — родных и знакомых - с просьбой дать по одной или

несколько медных монет. На собранные деньги он покупал замочек и вешал его

на шею ребенку. Это означало: сто семейств заинтересованы в долголетии

новорожденного.

Девочкам вешали на шею мешочки, наполненные ароматическими травами. Такие

мешочки вышивались искусными швеями и обычно были красного цвета, который

надежно отпугивал злых духов.

Для предотвращения дурного влияния злых духов на детей применялись и другие

меры. В комнату, где спал ребенок, ставили метлу или конский хвост;

ребенок ночью будет спать спокойно и не станет кричать, если к дверям дома

прикрепить бумагу с заклинанием такого рода: «Владыка неба, владыка земли,

в моей семье ребенок кричит всю ночь. Почтенные прохожие, прочтите эту

надпись, и мое дитя будет спать до утра».

У молодой невестки было одно средство облегчить свое положение в семье —

родить сына. И вот она забеременела. Все ждут от нее сына, и сама она

мечтает родить мальчика. И о ужас! - на свет появляется девочка! Глаза

матери наполнены горькими слезами, она не смотрит на маленькое существо.

Свекровь в бешенстве, и даже муж, который вообще-то неплохо относится к

жене, выглядит печальным и озабоченным.

Если жена рожала только девочек, то она считалась виноватой перед мужем,

ибо обманула его надежды на продолжение рода. Неспособность жены родить

сына давала право мужу брать в дом наложницу - это разрешалось законами.

Рождение детей на благо родителей считалось основной целью брачной жизни и,

как думали верующие, обеспечивало старшему поколению загробный покой.

Однако среди всех членов семьи самыми бесправными были дочери. От них

требовалось не просто послушание, но беспрекословное повиновение.

С детских лет они должны были участвовать в любой домашней работе, помогая

в уборке, моя и чистя посуду. В подростковом возрасте их обучали шитью.

После того, как для девушки был выбран жених (как правило, это случалось

уже к двенадцати годам), будущая невеста обучалась той работе, которой

занимаются женщины из семьи жениха.

Девочкам не разрешалось предаваться играм и безделью. Им не разрешалось

общаться с соседскими мальчишками. А в подростковом возрасте запрещалось

играть и с мальчиками своей семьи. Запрет налагался на все самостоятельные

передвижения за пределами дома. Отлучки из дома были возможны только в

сопровождении кого-нибудь из членов семьи.

Воспитанием и обучением девочек в основном занимались женщины. Однако отцы

не должны были полностью оставаться в стороне. Именно на их плечах лежала

ответственность по воспитанию в дочерях так называемых "трех правил

подчинения": дома повиноваться отцу; в замужестве повиноваться мужу; во

вдовстве повиноваться сыну. Глава семейства отвечал и за воспитание у

дочери "четырех добродетелей", состоящих в соблюдении супружеской верности,

честности, скромности и усердия (63).

Что касается матерей, то в их обязанности, прежде всего, входила подготовка

дочерей к будущей замужней жизни. Это не ограничивалось только обучением

ведению домашнего хозяйства. Мать обязана была "сформировать достойный

облик" своей дочери в соответствии с представлениями китайцев об истинной

красоте. Кстати, нельзя не упомянуть, что ранние представления китайцев о

женской красоте существенно отличались от наших. Китайцы полагали, что

настоящей красавицей может быть только та девушка, которая выглядит как

слабая и хрупкая тростинка (гармония прямых линий).

Девочки в китайских семьях с самого их рождения считались "отрезанным

ломтем", так как после выхода замуж они навсегда уходили в семью мужа.

Возврат в свою семью был возможен только в случае смерти мужа.

Решение о замужестве дочери родители могли принять в любое время, даже еще

до рождения дочери. Мнение и желание будущей невесты никогда не

спрашивалось.

Как видно на процесс и результат воспитания детей огромное влияние оказала

смесь Конфуцианства и религиозного Даосизма, впрочем как и на любую другую

сторону жизни.

«Выданная замуж дочь, - гласила старая китайская пословица, - то же, что

вылитая вода», т. е. совершенно бесполезный для семейства человек. Только

мальчику суждено было до конца дней пребывать в неразрывной связи со своими

предками. Кроме того, родители рассчитывали получить поддержку в старости,

что особенно важно для бедных семей, где каждый работник вносил свой вклад

в благосостояние семьи, а женщина рассматривалась как нечто крайне

несовершенное и несамостоятельное. С самого рождения и до смерти, она была

под властью: отца, мужа, сына.

Д) Смерть и культ предков

Если первый долг китайца состоял в выражении признательности Небу, то

второй долг - в признательности предкам. Позднее Небо стало

рассматриваться, как предок всех живущих и второй долг стал первым. В

древнем Китае получили распространение самые различные формы культа, однако

особое значение приобрел и на протяжении многих веков сохранялся культ

предков, т. е. обожествление и почитание общего предка рода по мужской

линии.

О распространении культа предков говорил тот факт, что даже простые китайцы

большей части хорошо знали историю многих поколений своего семейства и

могли не только назвать имена прапрадедов, но и перечислить все дела,

дающие им право на память их потомства: обращая взоры в прошлое, к длинному

ряду своих предков, они, чувствовали себя бессмертными.

Умирал любимый и уважаемый человек, и это производило неизгладимое

впечатление на его близких. Им казалось, что покойный все еще находится с

ними, смотрит на своих домочадцев, живет их горестями и радостями. Никто не

хотел допускать мысли о том, что он навеки покинул семью и превратился в

прах.

Как определяли наступление смерти? На юге Китая существовал такой обычай.

Сын, обливаясь слезами, горестно просил душу умершего отца вернуться в

тело. Этот призыв повторялся трижды. После того как надежды на возвращение

души уже не оставалось, покойника признавали «действительно мертвым». Для

подтверждения свершившейся смерти в рот или нос человека клали кусочек

хлопчатобумажной пряжи — даже при слабом дыхании волокна пряжи приходили в

движение.

Когда утрачивалась надежда сохранить жизнь больному и убеждались в

наступлении его смерти, ему сначала брили голову и мыли лицо, а затем

надевали на него похоронные одежды.

В день смерти в рот покойника клали кусочки золота или серебра, завернутые

в белую бумагу. Бедняки в этом случае довольствовались серебряной монетой

или кусочком сахара, завернутыми в лоскуток красной материи.

После смерти главы семьи женщины поднимали крик и громко причитали - таким

путем не только выражали скорбь об усопшем, но и давали знать соседям и

прохожим о случившемся несчастье. Друзья и соседи приходили в дом усопшего

и присоединяли свой голос к крикам и причитаниям, чтобы утешить несчастных

родственников, особенно в день, когда покойника клали в гроб. Оплакивая

умершего, родственники называли его имя и место рождения, перечисляли его

заслуги, выражали сожаление о безвременной кончине до завершения всех дел.

Покойнику связывали ноги у голеней: если не сделать этого, он мог

неожиданно вскочить, преследовать живых людей и душить их в своих объятиях.

В день похорон собирались все домочадцы умершего. В правую руку усопшему

клали ивовую ветку, с помощью которой очищался его путь от злых духов, а в

левую руку - веер и носовой платок. В таком облачении он должен был

предстать перед судьями загробного мира.

Покойника одевали обязательно в нечетное число похоронных одежд. Считалось,

что нечетное число соответствует светлому, мужскому началу «Ян», четное -

темному, женскому началу «Инь». Одеть усопшего в четное число похоронных

одежд означало отдать его под власть темного начала «Инь», что окажет

неблагоприятное воздействие как на загробную судьбу умершего, так и на

оставшихся в живых потомков.

У ног покойника ставили лампу или две свечи — так освещали его путь в

подземный мир; били в гонги и барабаны, чтобы создать ему хорошее

настроение при переходе в «мир теней».

Перед тем как поместить в гроб, покойника одевали в одежды, рассчитанные на

четыре времени года. Не разрешалось одевать его в платье черного цвета, так

как черная ткань могла превратиться на том свете в железо. Иногда в рот

умершего клали жемчуг, с тем, чтобы он был красноречивым при встрече с

божествами загробного мира. Иногда на могильном холме оставляли небольшую

сумму денег - это означало, что данный участок земли куплен покойником.

В Северном Китае бытовали несколько иные обычаи. Как только удостоверялись,

что человек скончался, оповещали родственников и друзей, и те немедленно

приходили в дом. Существовало поверье: если у покойника глаза открыты,

значит, у него осталось в жизни какое-то важное дело, которое он хотел, но

не успел выполнить. Сразу же после смерти в доме зажигали свечи: они

помогали покойнику найти правильный путь в «мир теней». Состоятельные

родственники клали на лоб умершего жемчуг: его сияние освещало путь в

загробный мир. С этой же целью в гроб клали зеркало, а во время похорон

возле гроба несли зажженный фонарь. Если умирал взрослый человек, то все

вещи красного цвета убирались, а на красные украшения за воротами дома

наклеивали белые или синие полоски бумаги. Те, у кого умирали отец или

мать, должны были надеть белое траурное одеяние. В течение года носили

одежду только двух цветов - белого и серого, не разрешалось надевать

шелковую одежду; мужчины в течение месяца не стриглись и не брились. Обычай

требовал, чтобы в знак постигшего их горя родственники усопшего сняли с

себя все украшения, растрепали волосы, оголили ноги и в таком виде громко

причитали.

Старший сын возлагал жертвоприношения и возливал вино у ног покойного.

Поскольку дом и находившееся в нем имущество считались собственностью

покойника, члены его семьи не имели права всем этим пользоваться. Они

строили здесь же, рядом со старым, новое жилье. В древних канонических

книгах говорилось, что, облаченные в глубокий траур, члены семейства в

течение трех месяцев не имеют права готовить пищу в доме, где находился

покойник, а для ночлега должны удаляться в отдельное помещение. Усопшего

оставляли в комнате, где он жил до смерти, или в особой пристройке к дому.

Впоследствии этот обременительный обычай изжил себя. Покойник при жизни

имел друзей и любил встречаться с ними. Естественно, что он не хотел

лишаться приятного общества и в загробной жизни. Для этого совершался

«обряд посещения». Друзья подходили к столу, на котором стоял гроб,

воскуривали благовония и дважды совершали поклон, воздавая умершему хвалу.

По установившемуся обычаю, родственники и знакомые одаривали усопшего. Коль

скоро все в доме принадлежало главе семьи, то, когда он уходил в мир иной,

семья, лишенная руководителя, оказывалась в тяжелом положении. Тут-то

подарки друзей и знакомых служили важным подспорьем.

Эти подарки играли и несколько иную роль. Усопший со всем своим личным

имуществом переселялся в новое жилище, оставляя старый дом семье.

Родственники и друзья, относясь к почившему как к живому, старались

следовать обычаям и, как бы поздравляя с предстоящим переселением, одаряли

покойника подарками, которые считались его собственностью и погребались

вместе с ним. Перед выносом тела громогласно прочитывался список подарков,

чтобы усопший на том свете знал, от кого и какие подношения он получил.

Когда умирали отец или мать, сын в знак благодарности за их благодеяния

клал в гроб прядь волос со своей головы.

Нефрит считался символом жизнеспособности. Поэтому кусочки этого

благородного камня клали в нос, уши и рот усопшего - так пытались

приостановить процесс гниения трупа.

Запрещалось сжигать труп покойника, бросать его в воду, оставлять без

присмотра более года, пренебрегать установленными церемониями, хоронить во

время веселых праздников,

Считалось, что умершего нельзя погребать до тех пор, пока не высохнет его

кровь. Поэтому хоронили как минимум на седьмые сутки после смерти. Быстрые

похороны осуждались, их называли «кровавым захоронением». Во время траура

по близким родственникам в течение семи недель запрещалось причесывать

волосы.

Древние китайцы различали в человеке жизненную силу «Ци» (дыхание, воздух)

и душу «Лин». Пока легкие дышат, человек живет, т. е. сохраняет жизненную

силу «Ци». Когда дыхание прекратится, жизненная сила «Ци» покидает

человека, и он становится трупом. Но с прекращением дыхания душа не

умирает, а продолжает свою жизнь, оставаясь в мертвом теле как Сознательное

и самостоятельное существо со всеми потребностями земной жизни.

Вначале верующие были убеждены, что душа усопшего сохранялась в его теле

«целиком», затем душу стали «делить» на три части: первая якобы оставалась

в могиле, вторая воплощалась в поминальную табличку, находящуюся на

домашнем алтаре, а третья переселялась в загробный мир.

Если душа при жизни человека удовлетворяла свои потребности через

посредство тела, то она не прерывала своих связей с телом и в посмертном

существовании. Как именно эта связь осуществлялась, никто сказать не мог,

но то, что такая связь неразрывна, ни у кого не вызывало сомнения.

После смерти душа обычно жила в той комнате, которую занимал усопший при

жизни. А потом в могиле, где покоился его прах. Впрочем, она предпочитала

селиться в специально для нее возведенных или приспособленных помещениях. С

этой целью строились домашние молельни, в которых чествовали души усопших

предков, а также возводились общественные или государственные храмы,

служившие местом почитания тех покойников, которые при жизни были

знаменитыми людьми. Душа усопшего могла жить и на небе - на небесных

светилах или в воздушном пространстве. Она была способна воплотиться в

какой-либо предмет, растение или животное.

О некоем Дин Линвэе, жившем в глубокой древности, рассказывали, что он

превратился в журавля, а через тысячу лет вновь принял образ человека (64).

Глубоко убежденный в том, что между душой и останками усопшего существует

тесная связь, верующий страшился не самой смерти - к этому он был морально

подготовлен верой в загробную жизнь, - а боялся появиться в «мире теней»

обезглавленным или изувеченным: без рук, без ног.

Суеверный человек верил в потустороннюю жизнь, и эта вера помогала ему

переносить любые страдания. Ужаснее всех земных мук считал он для себя

появление на том свете без головы, ибо душа человека, обезглавленного при

жизни, была обречена навеки бродить в загробном мире без пристанища. Такая

душа лишалась всякого утешения, не будучи в состоянии ни выразить мысль, ни

услышать голос других душ. Мужчина мог бы, например, в загробном мире

жениться, но какая женщина выйдет замуж за человека без головы или за

калеку? Проблема была настолько серьезной, что император издал указ,

согласно которому таких покойников разрешалось хоронить с «золотой

головой»: голову делали из дерева или камня, покрывали позолотой и клали в

гроб.

Следовательно, тело крайне необходимо душе в ее загробных странствиях. Вот

почему верующие заботились о том, чтобы останки усопших предков бережно

сохранялись.

Китаец верил в загробный мир и неосознанно переносил все иерархические

отношения которыми изобиловала обычная жизнь на небо. Таким образом смерть

не только не отменяла отношений между отцом и сыном, правителем и

подданным, но и увековечивала эти отношения.

Существовало убеждение, что на небе и звездах обитают души усопших людей.

Вначале на небе поселялись только души отошедших в иной мир правителей.

Средь них выделялся Шанди. Само слово «шанди» состоит из двух иероглифов:

шан - «высший, верхний» и ди - «государь, император». Таким образом, шанди

буквально означает «верховный государь». Шанди почитался как первый по

времени и положению среди других усопших государей.

Понятие тянь - «небо» тесно связано с понятием Шанди -«верховный государь»,

который в космогонических теориях то отождествлялся с небом, то представал

в виде некоего безликого «повелителя миров». Шанди регулировал движение

светил и жизнь растений, наблюдал за делами людей: награждал одних и

наказывал других; бесплотный, он мог выражать любовь и гнев, слышать и даже

говорить. Шанди представлял собой нечто вроде духа-правителя, живущего на

небе и оттуда распоряжающегося Поднебесной. Со временем небо стало местом

поселения менее знатных, но имевших определенные заслуги особ. Души

усопших, заселившие звездное небо, по убеждению верующих, сохраняли

человеческий облик; «небесные подданные», так же как на земле, находились в

распоряжении усопших государей.

Одним из главных элементов культа предков были церемония погребения главы

семьи, последующий траур и жертвоприношения в связи с этим. Похороны в

простонародье назывались «траурное дело» или «белое дело» (цвет траурных

одежд в Китае - белый).

Она заканчивалась сожжением предметов, предназначенных для покойника в

«мире теней»: сжигали бумажный домик, который должен служить жилищем

усопшему, костюмы, несколько свертков шелковой материи, изображения золотых

и серебряных слитков.

Рано утром в день похорон сжигался временный навес, устроенный перед домом

покойника. В момент, когда поднимали гроб, родные выбегали из комнаты,

чтобы дух усопшего не навлек на них беду. В богатых семьях гроб ставили на

громоздкий катафалк, выкрашенный в красный цвет и обвешанный со всех сторон

вышивками.

Катафалк был настолько тяжелым, что его посменно несли несколько десятков

носильщиков. Число носильщиков определялось, прежде всего, общественным

положением покойного. Так, во времена цинской династии гроб чиновника

третьего класса несли 48 носильщиков, гроб чиновника первого и второго

класса, а гроб члена императорской фамилии - 84(65).

Вера в загробную жизнь заставляла правителя Китая заботится о том, чтобы и

в загробном мире жить так же роскошно, как и на земле. В глубокой древности

совершались массовые ритуальные убийства, пленных, слуг, рабов, наложниц и

т.д. О древности этого обычая говорит «Шицзин»:

Там иволги, вижу, летают кругом,

На ветви жужуба, слетаясь, кружат.

Кто с князем Му-гуном в могилу пойдет?

Цзы-цзюя Янь-си выполняет обряд.

И этот Ян-си исполняет обряд,

Был самым храбрейшим из сотен солдат.

Но только к могиле приблизился он,

Как весь задрожал он и был устрашен.

А ты, о лазурное небо вдали,

Так губишь ты лучших из нашей земли!

Как выкуп за тех, кто живым погребен.

Сто жизней мы отдали б, если б могли.(66)

Когда скончался правитель Му-гун в царстве Цинь (7 в. до н.э.), вместе с

умершим были погребены живыми 177 человек, среди которых - три

представителя благородных фамилий. Здесь же захоронили различные изделия из

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6