Гражданская война в США

“вышибалой”. Еще до появления Шермана со спасительной артиллерией Логан сам

повел солдат в контратаку, в которую северяне пошли с криками: “С нами

Вышибала!”, “Отомстим за Макферсона!” Мужество солдат и офицеров северян

спасло судьбу сражения 22 июля, получившего название “битвы за Атланту” и

завершившегося только в темноте. Северяне потеряли в нем 3722 человека,

мятежники - 8499 .

Отчаянные попытки Худа перехватить инициативу показали Шерману, что силы

мятежников на исходе. У него возник смелый план: скрытым маневром выйти в

глубокий тыл противника с юга и отрезать его от Саванны, крупного

атлантического порта (впрочем, к тому времени роль порта уже потерявшего,

так как его блокировал флот Севера), откуда к Худу подступала большая часть

продовольствия, боеприпасов, подкрепления. Этот выход в тыл мятежников

удался Шерману не сразу. “Первая попытка” была поручена армии Оливера

Ховарда (он был назначен на место Макферсона, а самонадеянный Хукер,

считавший, что этот пост “по старшинству” должен достаться ему, в знак

протеста подал в отставку), но Худ, предупредив хитроумный маневр северян,

28 июля у церквушки Эзра, к юго-западу от Атланты, нанес им третий удар.

Ховард отменно руководил боем, и мятежники были отброшены, потеряв 4632

человека. А у северян, удачно построивших оборону, выбыло из строя в этот

день лишь 562 человека.

После этого сил для новых ударов у Худа уже не оставалось, и он перешел

к жесткой обороне. А Шерман продолжал и попытки обхода противника крупными

силами, и дерзкие кавалерийские броски. До поры до времени мятежники

отбивали все его выпады. Наконец в ночь на 26 августа Шерман скрытно увел

почти все свои войска на запад от Атланты, оставив в траншеях лишь корпус

Г. Слокама. Быстро выйдя к железным дорогам Атланта - Монтгомери, а затем

Атланта - Саванна, северяне стали самозабвенно разрушать их, чтобы

полностью блокировать мятежников в Атланте. Была даже разработана

специальная “технология”: множество солдат выстраивалось вдоль одной из

сторон полотна, по двое у каждой шпалы. По команде десятки таких пар

одновременно поднимали внушительный участок колеи и опрокидывали его

навзничь. А затем кувалдами, ломами, камнями - всем тяжелым, что попадалось

под руку, солдаты отбивали шпалы от рельсов и швыряли их в заранее

разведенные костры. Следом за шпалами в огонь бросали и рельсы, раскаляли

их добела, после чего причудливо изгибали вокруг ближних деревьев или

телеграфных столбов. Получавшиеся при этом загогулины солдаты остроумно

прозвали “галстуками (или “шпильками”) Шермана”; такие “галстуки” южане при

всем желании уже не могли использовать для восстановления колеи. Несколько

позже О. По, начальник инженерных войск Шермана, придумал для упрощения

этой процедуры устройство в виде гигантского гаечного ключа, который

закрепляли на обоих концах рельса, а затем крутили в противоположных

направлениях. Рельс при этом скручивался, как канат.

Лишь в ночь на 30 августа Худ узнал, что северяне вышли к

железнодорожной станции Джонсборо, далеко у него в тылу. Он бросил туда

корпус Харди, усиленный до 24 тыс. человек, и уже 31 августа мятежники

ворвались на станцию. Завязался тяжелейший бой, но части Ховарда отбили все

атаки Харди, а на следующий день так разгромили его, что мятежники едва

успели унести ноги. Худу пришлось спешно эвакуировать Атланту. В паническом

состоянии мятежники жгли паровозы, вагоны, взрывали боеприпасы, которые не

могли захватить с собой. Многочисленные взрывы и начавшийся от них в городе

пожар создали в Атланте обстановку подлинного кошмара, во много раз

превосходившую “ужасы” обстрелов северян, столь охотно описываемые позднее

в мемуарах бывших мятежников. Худ увел армию на юго-восток, сумев избежать

столкновения с силами северян у Джонсборо. 4 сентября он телеграфировал в

Ричмонд, что его армия теперь базируется у железнодорожной станции Лавджой

милях в 30 к югу от Атланты.

В ночь на 2 сентября Шерман в волнении прогуливался у своей штабной

палатки, близ Джонсборо. Слыша грохот взрывов со стороны Атланты, он

опасался, что Худ атакует оставшегося в одиночестве Слокама. Генералу так и

не удалось уснуть. На рассвете он услыхал поблизости оживленные возгласы,

смех. Это Томас, только что получивший от Слокама сообщение о бегстве армии

Худа, громко читал его оказавшимся рядом солдатам и офицерам. А 20-й корпус

во главе со Слокамом как раз в эти утренние часы входил в оставленную

противником Атланту.

Вечером 2 сентября Линкольн работал в своем кабинете. Он не заметил, как

задремал, но вскоре настойчивый стук в дверь разбудил его. Вошедший Хэллек

молча протянул только что полученную от Шермана телеграмму, в которой

президенту сразу же бросились в глаза пять подчеркнутых слов: “Атланта наша

и завоевана безусловно”. Зная обо всех сложностях и проблемах

вашингтонского руководства, Шерман последним словом хотел выразить свою

решимость ни при каких условиях не отдавать Атланту противнику. Этот город

был настолько важен для Конфедерации, что Ф. Энгельс счел необходимым

отметить в письме К. Марксу от 4 сентября (в те далекие времена вести из

Америки доходили, как вы понимаете, гораздо медленнее, чем сейчас):

“Справится ли Шерман с Атлантой, неизвестно, однако полагаю, что у него

большие шансы... Падение Атланты явилось бы тяжелым ударом для Юга”. Шерман

справился!

Север ликовал. В честь Шермана и его армии слагались поэмы, сочинялись

марши, а Линкольн даже распорядился отслужить в церквах благодарственные

молебны и прислал Шерману телеграмму с выражением “благодарности нации”.

Получил Шерман телеграмму и от Гранта. В ней говорилось: “В честь твоей

великой победы я приказал произвести салют боевыми снарядами из орудий всех

батарей, направленных на противника”, т. е. на укрепления Питерсберга.

Подытожим: в ходе кампании за овладение Атлантой, с 4 мая по 2 сентября, у

северян выбыли из строя 31687 человек, в том числе 4423 были убиты. Потери

мятежников, соответственно: 34 979 и 3044.

Пробыв несколько дней в Джонсборо в надежде “перехватить” отступавшую

армию Худа, Шерман (7 сентября) прибыл в Атланту. В ходе осады горожане

терпели серьезные лишения. Но эти неизбежные издержки войны не меняют

подтверждаемого документами факта: Шерман и его солдаты не желали принести

лишения и вред гражданскому населению Юга. Опасаясь, что присутствие в

фактически прифронтовом городе мирного населения обречет его на новые

жертвы и лишения, Шерман (7 сентября) известил горожан, что они должны в

кратчайшие сроки выехать из Атланты в направлении, которое сами изберут.

Разумеется, этот шаг вызвал на Юге бурю протестов и патетических обвинений

в адрес Шермана, но его это мало волновало. Еще 4 сентября он

телеграфировал Хэллеку: “Если этот народец (население Джорджии) поднимет

вой насчет моего варварства и жестокости, я отвечу, что война - это война,

а не погоня за популярностью. Если они хотят мира, то им и их родственникам

следует прекратить эту войну”.

Ситуация тех дней осложнялась тем, что Худ неожиданно двинул остатки

своей армии на северо-запад. Уйдя в сторону от Атланты, он явно рвался в

штаты Среднего Запада. Некоторое время Шерман пытался преследовать его, но

затем поручил это специально выделенным группам Томаса и Скофилда. В письме

Томасу от 20 октября Шерман так объяснял это решение: “Преследовать Худа

глупо, так как он может крутиться и изворачиваться, подобно лисе, и

измотать нашу армию в ходе преследования”.

Линкольн и Грант, однако, были крайне обеспокоены выпадами “недобитого”

Худа. Но Шерману в длительной переписке с Грантом удалось отстоять свой

план: наступать на Саванну, отказавшись при этом от коммуникаций и какой-

либо связи со столицей. Грант сам не раз прибегал к такому методу, в

котором, несмотря на риск, было немало преимуществ. Но теперь, в споре с

Грантом, Шерману пришлось доказывать, что во враждебной местности (каковой

и была Джорджия) содержание коммуникаций и их охрана обходятся крайне

дорого в прямом и в переносном смыслах. “...Попытка удержать эти дороги, -

телеграфировал он Гранту 9 октября, - приведет лишь к ежемесячной потере

тысячи человек и не даст никакого результата. Я могу проделать этот марш и

заставлю Джорджию застонать”. Будущий решительный марш, доказывал Шерман,

принципиально изменил бы всю ситуацию: “Вместо ведения обороны я буду

наступать. Вместо раздумывания над тем, что он намеревается сделать, я

заставлю его самого ломать, голову над моими планами”. По-видимому, эти

доводы окончательно убедили Гранта. Спустя более 20 лет он писал в

мемуарах: “На вопрос о том, кому принадлежит замысел марша от Атланты к

Саванне, легко ответить: это, безусловно, был Шерман. Ему же принадлежит и

честь великолепного осуществления этого плана”.

Перед началом марша Шерман отправил в Чаттанугу раненых, больных,

излишки артиллерии - все, что могло помешать ему в походе. В последние дни

подготовки марша была повреждена железнодорожная колея и уничтожен

проволочный телеграф, чтобы никто не мог узнать что-либо об армии Шермана.

С этого момента, с 14 ноября, все 68-тысячное войско Шермана почти на месяц

исчезло для внешнего мира. Одна за другой части северян покидали Атланту, и

днем 16 ноября выступила в поход последняя из них.

Известия о выступлении армии Шермана из Атланты “куда-то на юг” привели

в Конфедерации к взрыву как паники, так и судорожной воинственности. С

призывами к населению Джорджии обращались министры и сенаторы Конфедерации.

19 ноября из Ричмонда пришло очередное воззвание от шести конгрессменов-

южан, писавших: “Пусть каждый мужчина возьмется за оружие! Уводите ваших

негров, лошадей, скот и продовольствие от армии Шермана! Сжигайте все, что

не можете унести! Сжигайте все мосты, прочно блокируйте все дороги на его

пути! Атакуйте захватчика во фронт, во фланги, в тыл днем и ночью! Не

давайте ему отдыха!”.Но и эти призывы мало что могли изменить.

Гигантская армия Шермана шла вперед четырьмя мощными колоннами; при ней

было 65 орудий, до 600 санитарных повозок, 2,5 тыс. фургонов с

продовольствием и боеприпасами. Иногда на авангарды и фланги армии пытались

напасть кавалеристы Уилера и милиционеры Джорджии, но северяне легко их

отбрасывали. Тогда мятежники стали зарывать в землю на пути движения

северян самодельные мины, на которых подорвались несколько солдат. Но

Шерман распорядился вести перед колоннами группы пленных, которых

заставляли кирками и лопатами откапывать мины. А когда пресса Юга в

очередной раз обвинила генерала в жестокости, он ответил, что мятежники

хотели этими минами убить его солдат, он же спасает их жизни, отчасти

рискуя при этом жизнями солдат противника, которых вовсе не обязан жалеть.

Операция Шермана была секретом для всех, кроме узкого круга военно-

политического руководства Севера. Но конкретных ее деталей не знал никто. А

газеты Юга настойчиво уверяли читателей, будто армия северян “умирает с

голоду”, мечтая скорее добраться до побережья и укрыться под защиту флота

Союза. Взволнованный Линкольн как-то раз в начале декабря попросил Гранта

сообщить ему хоть что-нибудь о Шермане. Не вдаваясь в детали, Грант

ответил, что огромную армию, да еще во главе с таким героем, как Шерман,

победить невозможно. С тех пор на вопросы назойливых газетчиков о судьбе

армии Шермана президент отвечал так: “Грант говорит, что с таким генералом

они в безопасности и что, если они не сумеют пробраться туда, куда хотят,

они смогут уползти назад через нору, в которую влезли” .

Но Шерман и не думал “уползать назад”. Его колонны стремительно шли

вперед. В целях снабжения огромной армии Шерман приказывал реквизировать у

населения (так и хочется добавить: “симпатизировавшего мятежникам”, но, по-

видимому, в той обстановке рвавшиеся к победе солдаты не слишком

внимательно исследовали симпатии и антипатии жителей Джорджии)

продовольствие, лошадей, мулов. Одновременно разрушались расположенные в

важных стратегических пунктах укрепленные здания, предприятия,

железнодорожные строения и сама колея, чтобы ничто не смогло более

послужить мятежникам в эти последние месяцы войны. Нигде не задерживаясь,

даже в столице Джорджии Милледжвилле (ее северяне миновали 23 ноября),

Шерман рвался к океану.

В первых числах декабря его колонны одна за другой начали в различных

местах выходить к побережью Атлантики. А с поджидавших Шермана судов флота

Севера еще в конце ноября была высажена на побережье диверсионная группа,

которая 6 декабря попыталась перерезать железную дорогу Саванна -Чарлстон

(это окончательно отрезало бы Саванну от внешнего мира), но мятежники

сумели отбиться. Любопытно, что при этом милиционеры из Джорджии

категорически отказывались воевать “на иностранной территории”, т. е. в

Южной Каролине, и их командиру пришлось хитростью бросить их против

северян, переведя в темноте поезд на пути, ведущие к Чарлстону.

Разведчики Шермана сообщили, что оборона Саванны сильна, город защищают

примерно 5-6 тыс. солдат и 8-10 тыс. милиционеров. Поскольку солдаты

Шермана устали от долгого марша, генерал стал было склоняться к мысли об

осаде Саванны. Но такое решение было не в его характере, и вскоре Шерман

приказал захватить мощный форт Макаллистер - ключ к Саванне с юга, милях в

15 от нее. Днем 11 декабря штурмовая дивизия У. Хейзена пошла в атаку, за

которой Шерман и офицеры штаба наблюдали с крыши ближней рисовой мельницы.

Орудия форта встретили наступавших яростным огнем. Когда рассеялся густой

дым, Шерману на мгновение показалось, что мощный залп смел всю дивизию

прорыва. В отчаянии он опустил подзорную трубу, но, как выяснилось, на пути

наступавших оказалась большая впадина, минуя которую, они на пару минут

скрылись из виду. Кстати, впадина спасла жизни многим северянам, укрыв их

от убийственного огня. И вот уже дивизия Хейзена возникла на дальнем гребне

впадины и продолжила штурм. А еще через несколько минут солдаты карабкались

на брустверы форта.

Именно в те минуты со стороны пролива Оссабо показалось судно с флагом

США. Это была канонерка “Одуванчик”, которая уже несколько дней вместе с

другими судами северян высматривала, не появится ли где-нибудь армия

Шермана. Сигнальщик “Одуванчика”, адресуясь к группе на крыше мельницы,

просигналил: “Кто вы?” Сигнальщик Шермана ответил: “Генерал Шерман”.-“Взят

ли форт Макаллистер?”-последовал новый вопрос. Шерман приказал ответить:

“Еще нет, но будет взят через минуту” . Генерал чуть-чуть ошибся: форт

продержался еще минут пять. Примерно четверть его гарнизона погибла при

штурме, остальные попали в плен. Шерман же, добравшись на шлюпке до

“Одуванчика”, а затем и до флагманского корабля северян, телеграфировал в

Вашингтон, что судьба Саванны предрешена. Север вновь ликовал: Шерман и его

армия не только “нашлись”, но и вышли к океану, разрубив территорию

мятежников.

(17 декабря) Шермаи направил “старому знакомому”, генералу Харди, теперь

стоявшему во главе обороны Сапппны, предложенпп о сдаче города. На

следующий день Харди прислал отказ, и Шорман приказал готовиться к штурму.

Но и Харди, конечно, понимал, что Саванну ему не спасти. Спешно прибывший

туда из Чарлстона командующий всеми силами Конфедерации на юго-востоке

генерал Борегар также настоятельно посоветовал Харди поскорее оставить

город, пока еще был шанс отойти к Чарлстону. Поколебавшись, Харди

согласился. Его солдаты скрытно навели три понтонных моста через рукава

реки Саванна, и в ночь на 21 декабря войско Харди ускользнуло из города и

ушло в Чарлстон. А уже в 5 часов утра в Саванну вступали отряды Шермана,

которым досталось 800 пленных, более 100 орудий, 12 тыс. кип хлопка, 13

паровозов и 190 вагонов с различным имуществом, 3 парохода, множество

боеприпасов и проч.

Перевыборы А. Линкольна.

Ко времени завершения войсками Шермана легендарного марша к

Атлантическому океану Линкольн уже одержал победу на выборах. Но в начале

сентября взятие северянами Атланты крайне помогло республиканской

администрации стабилизировать свое положение накануне выборов.

К тому же решительная политика администрация Линкольна, вначале понятая

и принятая даже не большинством американцев, постепенно завоевывала все

больше сторонников. Сам же Линкольн уже с осени 1862 г. не мог осуществлять

военно-политическое руководство прежними, “конституционными” методами, ибо,

выражаясь современным языком, “кредит доверия”, отпущенный населением

Севера его администрации, явно иссякал.

(Но к началу осени 1864 г.), особенно после падения Атланты, это

пошатнувшееся было доверие вновь укрепилось благодаря решительным

политическим мерам Линкольна, а в области военной - принципиально новой

стратегической концепции главнокомандующего Гранта. Важным компонентом в ее

осуществлении стали в те дни операции генерала Ф. Шеридана в Долине. (8

ноября), состоялись президентские выборы, на которых Линкольн получил 2,2

млн голосов, а Макклеллан - лишь 1,7 млн. Новая победа республиканцев на

выборах окончательно лишала мятежников надежд на мирное решение конфликта.

Вечером 10 ноября, едва стали известны итоги подсчета голосов, Грант в

телеграмме Хэллеку просил поздравитт, президрнтп с успехом и писал: “Эта

победа для страны стоит больше, чем выигранное сражение”. Но, отдавая

голоса за Линкольна, америкапцы голосовали и за его лучших генералов:

Гранта, Шермана, Шеридана... Когда же в конце года страна узнала о выходе

армий Шермана к Атлантике, мало у кого, даже на Юге, остались какие-либо

сомнения в том, что наступающий год станет последним годом войны.

Победа!Марш Шермана продолжается.

И вот после почти четырех лет кровопролитной войны наступили ее

завершающие месяцы, ее финальный акт. Есть какая-то закономерность в том,

что со стороны Севера главными действующими лицами этого акта стали три

героя войны - Грант, Шерман, Шеридан. Именно им было суждено ярко, эффектно

завершить войну, разгромивармии лучших военачальников южан - Р. Ли и Дж.

Джонстопа.

Шерман сразу же после завершения своего триумфального марша к Атлантике

в переписке с главнокомандующим Грантом стал обсуждать маршрут дальнейшего

движения.

Сам Шерман планировал двигаться прямо на столицу Южной Каролины -

Колумбию и далее через этот штат, через Северную Каролину с выходом в

Виргинию и ударом по району Ричмонда - Питерсберга с юга. А Грант сначала

предлагал, чтобы Шерман, оставив некоторое количество войск в районе

Саванны, с остальными частями переправился на судах в Виргинию и,

высадившись в форте Монро, помог Потомакской армии поскорее разделаться с

армией Ли. Но Шермана такой вариант не устраивал. Еще в письме Гранту от 24

декабря он пояснил, почему его не прельщает атака на крупные порты

Конфедерации (к тому времени они были почти полностью блокированы флотом и

армией Севера и, строго говоря, портами уже не являлись), в частности на

Чарлстон. Шерман писал: “Чарлстон сейчас - просто заброшенная развалина, и

вряд ли он стоит времени, которое ушло бы на взятие его измором”. Отметим,

что некоторые историки усматривают в этом споре давних друзей нечто вроде

сутяжничества из-за того, кому достанется большая доля славы: ведь в случае

согласия Шермана он оказался бы в прямом подчиненип у Гранта. Эти домыслы

опровергаются множеством документальных данных, в частности тем, что, когда

в январе 1865 г. конгресс Союза предложил к принятию билль о присвоении

Шерману звания генерал-лейтенанта (это звание носил тогда лишь Грант), он

писал брату 22 января: “Я не приму чина, который повел бы к возникновению

соперничества с Грантом... Я имею все звания, какие хочу... мне все равно,

генерал-майор я или маршал”. Грант, в конечном счете согласившись с

доводами Шермана, санкционировал его вариант наступления.

Дав отдохнуть уставшей армии, пополнив запасы боеприпасов,

продовольствия, обновив обмундирование, Шерман уже в конце января выступил

из Саванны на север. Время года не подходило для дальних маршей: шли

непрекращавшиеся дожди, по дорогам катились потоки грязи и воды, что

остановило бы, пожалуй, любую армию, но не 60-тысячное войско Шермана,

которое неумолимо шло вперед. В Ричмонде сообщения о новом наступлении

северян вызвали панику. Ли приказал разбитому под Нашвиллом Худу срочно

идти с остатками армии и пополнениями из новобранцев наперерез Шерману и

остановить его. Одновременно в Северной Каролине проходил экстренный

донабор милиции, и вскоре этот штат выставил против Шермана до 40 тыс.

человек. Во главе их фактически стоял Борегар, формально командовавший

войсками Конфедерации в обеих Каролинах и в Джорджии (последней, впрочем,

мятежники лишились после занятия Шерманом Саванны). Кроме того, примерно 20-

тысячное войско во главе с Борегаром караулило в Северной Каролине армию

Скофилда, еще в начале января посланную Шерманом для захвата важнейшего

порта Уилмингтона и дальнейшего соединения с основной группой.

Взятию Уилмингтона предшествовала важная операция по овладению своего

рода ключом к нему - фортом Фишер. Эта операция началась еще в декабре 1864

г. Тогда взятие форта было поручено Батлеру при поддержке флота, но

генерал, боясь штурмовать мощные стены Фишера, выдвинул авантюрный план:

тайно подвести к ним начиненное порохом судно и взорвать его вместе со

стенами. В ночь на 24 декабря эта вздорная попытка окончилась, как и

следовало ожидать, бесполезным взрывом судна, так и не подведенного

вплотную к стенам форта. Батлер, не поддержав атаки флота и бросив на

простреливаемом берегу до 600 своих успевших высадиться десантников,

постыдно бежал в форт Монро. Немедленно уволив Батлера за трусость, Грант

назначил на его место генерала Альфреда Тэрри, который в течение (12-15

января) при активном участии флота осуществил эту сложнейшую и крайне

важную для Севера операцию, захватив форт Фишер и полностью разгромив его

гарнизон. Северяне при этом потеряли 1341 человека (включая 386 погибших и

раненых моряков), а потери южан доходили до 2,5 тыс. человек (точных цифр

мятежники с завидным упорством не давали), при этом в плен попали 2083

человека. А 22 февраля части Скофилда и Тэрри вступили в Уилмингтон. Брэгг

не успел этому помешать, и теперь его задачей было не пропустить Скофилда в

район Голдсборо, где намечалось его соединение с Шерманом.

В обстановке нарастающего хаоса мятежники не могли даже определить, куда

идет Шерман, а он, сделав в общем-то бесхитростные выпады в сторону Огасты

и Чарл-стона, в конце концов прошел между ними. В итоге Колумбия, куда (17

февраля) ворвались войска Шермана, оказалась вообще никем не защищенной.

Конечно, мятежники и после этого не собирались складывать оружие. Генерал

Ли (Дэвис еще 3 февраля, уступив нараставшим просьбам населения и армии,

назначил Ли главнокомандующим всеми армиями Конфедерации) поставил

командующим в обеих Каролинах Дж. Джонстона, который с (июля 1864 г.)

(после снятия его Дэвисом за отступление к стенам Атланты) находился не у

дел. В распоряжении Джонстона было примерно 45 тыс. человек, около половины

из них он собрал в кулак в центре Северной Каролины (с Южной также пришлось

проститься после потери ее столицы Колумбии и главных портов - Уилмингтона

и Чарлстона), намереваясь дать там Шерману решительный бой. Л Брэгг все еще

“дежурил” между Уилмингтоном и Голдсборо, надеясь преградить дорогу

Скофилду.

Шермана по-прежнему задерживали постоянные наскоки “партизан” и

регулярных частей мятежников, грязь и дожди, но он продолжал идти вперед.

11 марта его части вступили в г. Фейетвилл, отбросив с пути пытавшийся

остановить северян на окраинах города кавалерийский отряд противника.

Правда, как признавался Шерман в мемуарах, известие о том, что ему теперь

предстоит соперничать не только с неуравновешенными, эмоциональными

Борегаром и Брэггом, но прежде всего с опытнейшим Джонстоном, вынудило его

“проявлять больше осторожности, чем до сих пор” . Когда рано утром 19 марта

у Бентонвилла 27-тысячное войско Джон-стона - Брэгга (правда, 10 тыс.

солдат непосредственного участия в бою не принимали) ринулось в атаку на

северян, те едва не обратились в бегство. Только утром 20 марта, после

выхода к месту боя главных частей северян во главе с Шерманом, мятежникам

самим пришлось ретироваться. В бою у Бентонвилла северяне потеряли 1646

человек, мятежники - 2605. С этого момента Джонстон, ретив не испытывать

судьбу, больше не атаковал Шермана. Поздно вечером 22 марта северяне вошли

в Голдсборо, где на следующее утро к ним присоединились части Скофилда и

Тэрри.

За два с небольшим месяца Шерман прошел от Саванны до Голдсборо примерно

425 миль. Эта часть наступления, учитывая крайне неблагоприятную погоду и

нараставшее сопротивление мятежников, была неизмеримо труднее относительно

безмятежного пути от Атланты до Саванны. Поэтому, по-прежнему планируя идти

на соединение с Грантом, Шерман все же решил немного задержаться в

Голдсборо.

К тому времени центр событий вновь переместился в Виргинию.

Завершающие бои.

В конце января руководство Конфедерации предприняло отчаянную попытку

добиться мира на почетных условиях. В расположение Потомакской армии

прибыли (согласно предварительной переписке) три делегата Юга во главе с

вице-президентом Конфедерации А. Стефенсом. 3 февраля у форта Монро, на

борту президентского парохода с ними вели переговоры Линкольн и Сьюард.

После нескольких часов бесплодных бесед посланцы мятежников уехали ни с

чем: в доставленном ими письме Дж. Дэвиса и в их собственной позиции речь

шла только о “двух странах”, т. е. о сохранении раздельного существования

Конфедерации и Союза, тогда как главным условием руководства Севера было

именно воссоединение страны. Спустя месяц уже генерал Ли попытался

встретиться с Грантом для обсуждения возможностей перемирия, но на запрос

Гранта Стэнтон 3 марта телеграф) провал: “Президент поручает мне сообщить

Вам, что он не желает, чтобы Вы встречались с генералом Ли, если встреча не

касается капитуляции армии генерала Ли “.

Примерно тогда же, в начале марта, Ли встретился с Дэвисом и сообщил

ему, что ввиду безнадежности дальнейшей защиты Ричмонда и Питерсберга он

вынужден будет оставить эти города и двинуть армию Северной Виргинии на

соединение с силами Джонстона. Было необходимо сделать это прежде, чем

Шерман соединится с Грантом. В ночь на 25 марта диверсанты-южане тайком

подкрались к пикетам северян в форте Стэдмен, центральном укреплении в

созданной войсками Гранта-Мида системе блокады Питерсберга, и убили всех

часовых. Атака началась в половине пятого утра, но она не удалась Ли.

Вначале дрогнув, северяне затем успели “заткнуть” образовавшуюся было в

месте прорыва брешь и после упорного 4-часового боя отбросили мятежников на

их исходные позиции. План Ли, его последний шанс, рухнул.

На следующий день, (26-го), на соединение с Грантом вышел Шеридан,

завершивший операции в Долине. И хотя попытка прорыва уже была отбита,

прибытие шеридановцев оказалось как нельзя кстати: Грант решил нанести Ли

решающий удар. Шеридану было поручено перерезать Уэлдонскую железную

дорогу, чтобы не позволить мятежникам эвакуировать из Ричмонда

правительство, золотой запас, боеприпасы — словом, ничего. В течение (29

марта - 2 апреля) Грант успешно осуществил серию операций против частей

мятежников в районе Питерсберг - Ричмонд и после решающей генеральной

атаки, проведенной на рассвете (2 апреля), сдерживаемый южанами в течение

10 месяцев фронт рухнул в считанные минуты. Ли стало ясно, что отстоять

Питерсберг и Ричмонд уже не удастся, но он еще надеялся оторваться от

северян и соединиться с Джонстоном. Президент Дэвис и его правительство,

предупрежденные Ли, спешно покинули Ричмонд и на поезде отправились в

Данвилл—городок на границе Виргинии и Северной Каролины, который они тут же

провозгласили “временной столицей” Конфедерации.

Ли сумел в обстановке хаоса и всеобщей паники приостановить натиск

северян и вырваться во главе примерно 40 тыс. человек в район местечка

Амелиа. Там мятежпикп остановились, ожидая прибытия из Данвилла рационов,

но кавалерия Шеридапа, использовав эту за держку, зашла южанам в тыл и

перерезала железнодорожную колею, да и остальные пути отхода к Данвиллу. С

другого фланга Ли по пятам преследовал Грант. Все же надеясь прорваться, Ли

двинул остатки армии к местечку Аппоматтокс, о котором в те дни едва ли

знали все виргинцы. Ныне же оно известно каждому американцу, ибо именно там

фактически и завершилась война.

Вновь опередив Ли, части Шеридана вечером (8 апреля) ворвались на

железнодорожную станцию Аппоматтокс (милях в 2-3 от самого местечка) и с

ходу захватили стоявшие там четыре железнодорожных состава с

продовольствием и боеприпасами для армии Ли. Еще накануне, (7 апреля),

Грант через парламентера предложил Ли сдаться во избежание дальнейшего

кровопролития. Тот ответил, что не считает свое положение безнадежным, но

на случай, если бы оно вдруг стало таковым, хочет знать условия Гранта,

который сообщил: окончательные условия мира вправе подписывать только

правительство Союза, его же вполне устроило бы обязательство Ли и его армии

“не поднимать оружия против правительства США”. В ответ Ли предложил

встретиться (9 апреля) для более детального разговора.

Но когда вечером (8 апреля) Ли донесли, что станцию Аппоматтокс заняла,

по-видимому, лишь кавалерия северян, он поручил пехоте Дж. Гордона и

кавалерии Ф. Ли атаковать и занять станцию, строго предупредив их: если

вдруг появится пехота северян (с ней Ли уже не рисковал соперничать),

следует немедленно отступить. Когда утром 9 апреля эта атака началась,

казалось, что замысел Ли подтверждается: спешившиеся кавалеристы Шеридана

вскоре почувствовали, что натиска опытных пехотинцев они не выдерживают. Но

в это время вдали показалась гигантская масса пехоты северян, па ходу

разворачивавшаяся для атаки. Гордон и Ф. Ли сразу же отвели войска назад и

послали к Р. Ли курьера с донесением. А северяне по просьбе выехавшего им

навстречу парламентера согласились “отложить” атаку и дождаться результатов

ожидаемой встречи Ли и Гранта.

Эта историческая встреча состоялась днем (9 апреля) в доме местного

фермера У. Маклина, в котором ныне устроен мемориал. Вначале, как шутливо

всйоминал Грант, разговор с Ли “шёл так приятно, что я чуть было не забыл о

цели нашей встречи” Затем на листке бумаги Грант написал свои условия:

северянам должны передать списки наличного состава войск, затем офицеры

должны были дать подписку за себя и от имени солдат о лояльности к

правительству США, после чего следовало передать северянам все армейское

имущество. Офицерам, правда, разрешалось сохранить личное имущество и

лошадей. По просьбе Ли лошадей сохранили и за теми солдатами, которые в

свое время пришли с ними на службу. А после завершения формальной стороны

сдачи все экс-мятежники могли отправляться домой.

Спустя три дня, (12 апреля), у Аппоматтокса состоялась церемония сдачи

оружия армией Ли. К сомкнутому строю специально назначенных Грантом двух

бригад Нотомакской армии медленно, еле вытаскивая ноги из грязи,

приближались колонны бывших солдат, три дня назад превратившихся в прежних

фермеров, рабочих, клерков, но еще не сменивших военную форму на

гражданское платье. Северяне не испытывали ненависти к бывшим противникам.

Офицер-южанин Г. Дуглас вспоминал: “Плотная линия солдат Союза стояла

напротив лас в полном молчании. Когда мой поредевший и оборванный отряд под

изодранным пулями знаменем направлялся на свое место, кто-то в рядах

голубых мундиров нарушил молчание и призывно выкрикнул троекратное

приветствие последней из сдававшихся бригад. Оно было подхвачено всеми, кто

знал, что оно означает. Но для нас это солдатское великодушие оказалось

выше того, что мы могли вынести. Многие седые ветераны рыдали, как женщины”

. Затем бывшие мятежники стали расходиться.

Встал вопрос и о капитуляции остальных групп южан, прежде всего частей

Джонстона, наиболее крупных. Но прежде чем Шерман и Джонстон для обсуждения

формальностей встретились (17 апреля) в столице Северной Каролины Роли,

произошли события, повергшие страну в ужас. Вечером (14 апреля) президент

Линкольн, смотревший спектакль в театре Форда, был смертельно ранен актером-

неудачником Джоном Бутсом. На следующий день президент скончался, и его

место занял 57-летний вице-президент Эндрю Джонсон. Тогда же, вечером (14

апреля), в дом государственного секретаря Сьюарда ворвалось несколько

убийц, один из которых ранил ножом Сьюарда, а затем и его 35-летнего сына

Фредерика, бросившегося на защиту отца. Заговорщики намеревались убить и

Гранта, но не застали его в президентской ложе в театре, а потом, хотя и

пытались выследить, не нашли подходящего момента для нападения.

После некоторой заминки Джонстоп и Шорман (26 апреля) подписали

перемирие, по которому в г. Гринсборо сложили оружие 37047 южан. Сдались и

менее крупные их группы: Р. Тэйлор в Миссисипи и Алабаме (4 мая). Э. Кэрби-

Смит в Арканзасе и Луизиане (26 мая) и проч. В последние дни войны

кавалеристы генерала-северянина Уилсона провели в Алабаме блестящую по

замыслу и исполнению рейдовую операцию, которую американские историки Р. и

Т. Дюпай назвали “провозвестником танковых блицкригов будущего”. А 10 мая в

г. Ирвинс-вилле, на границе Джорджии и Флориды, был случайно задержан и по

установлении личности арестован экс-президент экс-Конфедерации Дэвис. 29

мая президент США Э. Джонсон в специальной декларации объявил об амнистии

всем участникам мятежа, исключая высших военных и гражданских лидеров

Конфедерации, личтто ответственных за сецессию и разжигание войны.

Значение Гражданской войны.

Значение Гражданской войны выходило далеко за рамки временных и

национальных границ. Еще на первом этапе войны, в октябре 1862 г., на это

указывал Маркс, писавший, что “происходящие в США события имеют всемирное

значение. Приведем и характеристику Маркса и Энгельса, прямо касающуюся

главной темы данной работы: “С какой бы точки зрения ни рассматривать

Гражданскую войну в Америке, она представляет зрелище, не имеющее себе

равного в летописях военной истории”.

Итогом войны Севера и Юга стало снятие с повестки дня (неполное,

половинчатое) двух важнейших для США проблем, назревших задолго до начала

войны,- ликвидация негритянского рабства и буржуазно-демократическое

решение земельного вопроса. Поскольку еще до начала военных действий

произошел политический раскол страны, к задачам войны прибавилось и

воссоздание США в прежнем составе штатов (а для рабовладельческого Юга —

закрепление и сохранение раскола). В осуществлении этих трех задач (или их

части) было заинтересовано большинство населения страны, включая и

определенные слои жителей Юга. Именно их экономическим и политическим

интересам максимально отвечало решение триединой задачи войны. Поэтому

основные плоды победы Севера достались буржуазии, а не “чернорабочим” этой

войны: рабочим и фермерам Севера, неграм Юга. В этом вкратце основной итог

войны.

В то же время последующее развитие американской истории, вплоть до наших

дней, выявило и другие итоги гражданской войны. Стремительное развитие

капиталистического производства в США в последней трети XIX в., в огромной

мере стимулированное благоприятными для буржуазии итогами войны, ускорило и

усилило резкую социальную поляризацию населения страны. Это вело не только

к росту социальных противоречий и соответственно усилению классовой борьбы.

Одновременно увеличивалась и социальная пассивность значительных масс

населения, что легко объяснить боязнью за завтрашний день, стремлением

реализовать свои силы исключительно в сфере индивидуально-практической

деятельности, а не коллективной борьбы за улучшение условий труда и 'быта.

Эта социальная и политическая пассивность, в широких масштабах

проявившаяся после окончания гражданской войны, давала о себе знать (хотя и

не в такой степени) и в ходе войны. В тылу Севера наряду с десятками тысяч

добровольцев, рвавшихся на фронт, были и десятки тысяч лиц, саботирующих

призыпы в армию, беспринципно менявших партийные привязанности, а на фронте

не являлось редкостью дезертирство. На Юге эти явления были распространены

меньше, так как превосходство Севера в материальных и людских ресурсах

наглядно показывало большинству южан пагубность такого рода “вольностей”.

В этой связи отметим и то, что в целом в гражданской войне в США

отсутствовал дух непримиримости, крайнего ожесточения, жгучей ненависти к

противнику, иными словами - всего того, что неизбежно сопутствовало и

сопутствует множеству других войн. -Выше не раз отмечалось, что солдаты

Севера и Юга в перерывах между боями часто обменивались продуктами,

одеждой, газетами, просили переслать письма, просто беседовали, как в

мирные времена. В равной мере это касалось и офицеров. Например, молодой

генерал-северянин Дж. Кастер, войска которого пленили его давнего друга -

Дж. Вашингтона, не преминул сфотографироваться с южанином в обнимку. При

этом у их ног, как собачонка, сидел мальчик-раб Вашингтона, добровольно

отправившийся в плен прислуживать “хозяину”. А генерал-южанин Дж. Джонстон

сразу же по окончании войны так подружился с У. Шерманом (напомним, что

именно их армии противостояли друг другу во время наступления Шермана на

Атланту и позднее), что много лет спустя, в возрасте 84 лет, приехал на

похороны друга-противника и через считанные дни умер сам, простудившись на

февральском ветру. Сходных примеров можно было бы привести сотни, и их,

конечно, нельзя трактовать как исключение.

Противоречивые итоги гражданской войны в США стали своего рода

наследством как для современной истории этой страны, так и для истории

многих капиталистических государств. Теории “социальной гармонии”,

“бесклассового общества”, “классового братства”, столь модные сейчас на

Западе, уходят своими корнями в события нового времени, часто - в

социальные катаклизмы, каковым явилась для США гражданская война.

Взаимосвязанность сложнейших проблем современной Америки со всей ее более

чем двухвековой историей, центральное место в которой занимает война Севера

и Юга, очевидна. И конечно, эти вопросы заслуживают глубокого, пристального

изучения.

Список литературы

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6