Возникновение партии эсеров

нибудь серьезное сопротивление новой аграрной

политике правительства. Накануне войны в своем

докладе Венскому конгрессу II Интернационала эсеры

признавали, что столыпинская политика «имела

внешний успех», который сеял сумятицу и разногласия

среди эсеров. В их рядах выявились в это время два

течения — оптимистическое и пессимистическое.

Оптимистический характер имело заявление Лондонской

конференции о том, что независимо от того, как

сложится судьба общины, оснований для пересмотра

партийной программы нет, ибо она покоится не на

самом факте общинного землевладения, а на том

комплексе идей, чувств и навыков, на той

психологии, которые воспитаны в крестьянстве всей

предыдущей историей и всей практикой общинного

землевладения. Сторонники этого течения ссылались и

на то, что идея социализации земли основывается и

на констатации живучести мелкого хозяйства в

земледелии. Представители другого,

пессимистического, течения заявляли: «Рушится

община — рушится и социализация земли как

требование нашей минимальной программы». Они не

верили, что с разложением общины в крестьянстве

сохранятся общинные и трудовые воззрения и

традиции, взгляд на землю, как на общее достояние.

Оптимистов они упрекали в том, что их позиция

встраивает на бездеятельность в то время, когда

требуется напрячь усилия, чтобы парализовать

правительственное покушение на общину.

|Чем больше столыпинская реформа подрывала общину,

тем пристальнее взоры эсеров обращались на

кооперацию. Трудовая кооперация, уверяли они, не

уведет крестьян от демократии, не столкнет и с

рабочими, но отвратит их от стихийных

неорганизованных выступлений, будет способствовать

их организации и накоплению сил. Не отрицая того,

что кооперация может смягчить недовольство в

деревне, они в то же время подчеркивали, что она

своей повседневной практикой будет давать

крестьянству достаточно поводов не забывать о

коренном противоречии крестьянства с

господствующими классами, так как сам рост

кооперации «состоит в непрерывной борьбе с

эксплуатацией».

Диссидентскую точку зрения высказал И. Бунаков

(И. И. Фон-даминский), секретарь Заграничной

делегации ЦК партии, друг и единомышленник Н. Д.

Авксентьева, в статье «О ближайших путях развития

России», опубликованной летом 1914 г. накануне

войны, в журнале «Заветы». По мнению Бунакова, в

тогдашней деревне доминировали два взаимосвязанных

явления — подъем благосостояния крестьянства и

быстрый рост кооперации. Подобного развития

эсеровская программа не предусмотрела. Она отводила

большое место кооперации только после «земельного

переворота» и явно недооценила ее бурного роста до

этого момента, тем более в условиях политической

реакции. Этот «общественный грех» народникам

следует искупить. Они должны взять на себя роль

идейного вдохновителя и практического вождя

кооперативного движения. «Старая формула

народничества,— считал Бунаков,— через земельную

реформу к кооперации, должна быть заменена новой:

через кооперацию к земельной реформе», а формула

«через земельную реформу к земледельческому

прогрессу» — формулой «через земледельческий

прогресс к земельной реформе». Бунакову казалось,

что деревне удалось обойти стоявшие на ее пути

противоречия, но она их не разрешила и не

уничтожила, а лишь отложила. Он не исключал

возможности эволюционного разрешения этих

противоречий, имея в виду то, что помещики

распродадут свои земли, а с исчезновением крупного

землевладения исчезнет и опора самодержавного

строя. Попытку укрепить этот строй при помощи

разбогатевшего и приобщенного к собственности

крестьянства Бунаков оценивал как «безумную».

После поражения революции в партии эсеров

одновременно с идейным кризисом, исканиями «новых

путей» в сфере теории и практики начался и

организационный кризис. Уже в июле 1907 г.

представители ЦК, объезжавшие Поволжье, бывшее

центром эсеровского влияния, отмечали, что целый

ряд организаций, еще недавно процветавших, или

вовсе прекратили свое существование, или «влачили

жалкую жизнь». Через год, на Лондонской

конференции, В. М. Чернов, обобщая сведения с мест,

констатировал, что «организация растаяла,

улетучилась», партия удалилась от масс, множество

членов партии уноцят от работы, их эмиграция

достигла «ужасающих размеров». Усилению кризисных

явлений в революционной среде содействовали в

значительной мере реакционные настроения в обществе

и репрессии со стороны правительства. Разгромы

эсеровских организаций были систематическими. В

сентябре 1907 г. в Симбирске была арестована Е. К.

Брешковская, вдохновлявшая партийную работу среди

крестьянства. Вскоре при переходе через границу был

арестован и «дедушка русской революции» — Н. В.

Чайковский. Место пребывания ЦК и издание

центральных органов — газет «Знамя труда» и «Земля

и воля» — вновь были перенесены за границу.

В мае 1909 г. состоялся 5-й Совет

партии—последний общепартийный форум в

межреволюционный период. На этом Совете была

принята отставка ЦК (А. А. Аргунов, Н. Д.

Авксентьев, М. А. Натансон, Н. И. Ракитников и В.

М. Чернов), признавшего себя политически и морально

ответственным за Азефа, и избран новый состав ЦК из

лиц, не имевших связей с Азефом, но и не игравших

до этого видных ролей в партии (Л. В. Фрейфельд, В.

С. Панкратов, А. В. Шимоновский, И. Н. Коварский и

В. М. Зензинов). Вновь избранный ЦК успел сделать

немногое: Панкратов в это время находился в

якутской ссылке; Шимоновский отказался подчиниться

решению о выезде членов ЦК для работы в Россию; те

же, кто отбыл туда, в скором времени почти все были

арестованы. После опубликования «Заключения судебно-

следственной комиссии ЦК партии эсеров по делу

Азефа» в 1911 г. ряд лидеров партии, недовольных

определениями этой комиссии в адрес прежнего ЦК и

БО, фактически отстранились от текущей партийной

работы и почти целиком сосредоточились на

литературной деятельности.

- О кризисе в партии эсеров говорили и возникшие в

ее недрах группы «инициативного меньшинства» и

«Почин». Группа «инициативного меньшинства» была

образована в Париже Я. Л. Делевским (Юде-

левским)(Волиным)и В. К. Агафоновым (Сиверским). С

апреля 1908 г. по декабрь 1909 г. она выпустила

шесть номеров газеты «Революционная мысль».

Представители группы считали, что эсеровская

официальная теория засорена марксистскими

догматами, народнические начала о роли личности и

инициативного меньшинства в ней подавлены

положениями о первенствующем значении объективных

факторов и классовой борьбы. В связи с этим было

неправильным, по их мнению, и деление программы

партии на минимум и максимум. Утопией они называли

идею всенародного вооруженного восстания против

самодержавия. Единственно эффективным средством

политического освобождения России, на их взгляд,

мог быть только террор, проводимый инициативным

меньшинством, т. е. партией, причем террор

децентрализованный, осуществляемый не одной Боевой

организацией, а рядом автономных боевых отрядов. В

такой организации боевого дела они усматривали

гарантию, что провокация одного лица, вроде Азефа,

не сможет погубить всего дела. Возможность избежать

этого они видели и в замене нейтралистского

принципа построения партии принципом автономии и

федерации. Ошибкой они считали то, что

революционные партии во время революции стремились

вместе с политическим вопросом решить и социальные.

Надо было бы, по их мнению, целиком и полностью

сосредоточиться сперва на первом вопросе,

социальные же проблемы могут быть решены только в

условиях завоеванной самими массами демократии.

Взгляды «инициативного меньшинства» были

подвергнуты резкой критике со стороны руководства

эсеровской партии, которое характеризовало их как

«кадетский терроризм» или «террористический

кадетизм». В июне 1909 г. группа решила выйти из

партии и присоединиться к «Союзу левых эсеров».

Группа «Почин» выражала настроения и взгляды

противоположного, правого крыла партии. В нее

входили ряд видных деятелей партии — Н. Д.

Авксентьев, И. И. Бунаков (Фондаминский), С.

Нечетный (С. Н. Слетов) и др. В июне 1912 г. она

выпустила первый и единственный номер журнала

«Почин», в котором подчеркивалось, что его

основатели остаются «верными солдатами партии», не

думают о ее расколе, об образовании своей особой

фракции, останутся чисто литературной группой,

ведущей пропаганду своих идей внутри партии.

«Починовцы» не отказывались от стратегических целей

партии. Они расходились с официальной линией лишь в

вопросах тактики, считали не соответствующей

моменту такие ее проявления, как «бойкотизм»

«отзовизм» и «боевая подготовка». Более того, они

высказывали сомнение в целесообразности террора,

предлагали сосредоточить внимание на легальной

деятельности. По существу, «починовцы» выступили в

партии в роли «ликвидаторов».

Следствием кризисного состояния партии эсеров

было то, что она не оказала практически никакого

влияния на начало нового революционного подъема.

«Пролетариат, вставши для новой борьбы, показал

себя выросшим политически и организационно, а наша

партия,— писала в мае 1912 г. газета «Знамя

труда»,— в этой борьбе на первых порах оказалась в

«нетях». Революционный подъем внес оживление в

эсеровскую среду. В Петербурге эсеры стали

выпускать легальную газету «Трудовой голос», затем

— «Мысль» («Живая мысль», «Бодрая мысль», «Живая

мысль трудами т. п.). Активизировалась их

деятельность среди рабочих. Накануне войны их

организации существовали почти на всех крупных

столичных заводах и фабриках. Однако по своему

влиянию на рабочих эсеры по-прежнему уступали

социал-демократам. Накануне войны центрами

эсеровской работы были, кроме Петерч бурга, Москва

и Баку. К числу недавно возникших относились

организации на Урале, во Владимире» в Одессе,

Киеве, в Донской области и организация моряков

Черноморского каботажного флота. Ра^ боту среди

крестьян вели эсеровские организации в Полтавской!,

Киевской, Харьковской, Черниговской, Воронежской и

Херсонской гм-берниях, на Северном Кавказе, в

Прибалтике, Северо-Поволжском районе, в Могилевской

и Витебской губерниях, а также во многих гс-родах и

деревнях Сибири. Однако отдача от этой работы была

далеко не столь впечатлительна, сколь ее

«география». Эсеровская «Бодрая мысль» правильно

отмечала, что деревня, «как активная сила

общественного движения» в новом революционном

подъеме, «пока отсутствует». Война прервала

наметившуюся среди эсеров тенденцию к консолидации.

ГОДЫ ВОЙНЫ

Начавшаяся первая мировая война поставила перед

эсерами новые сложные вопросы: происхождение и

характер войны, каким должно быть отношение к ней

социалистов, можно ли в своей тактике быть

одновременно патриотом и интернационалистом, каково

должно быть отношение к правительству, ставшему во

главе борьбы с внешним врагом отечества, допустима

ли классовая борьба в период войны и если да, то в

какой форме, каким должен быть выход из войны.)

Так как война не только затруднила до

чрезвычайности условия деятельности эсеров, но и

усугубила в их среде идейные разногласия,

выработать общую платформу по отношению к ней,

единую программу действий они не смогли. Так, 22

августа 1914 г. в Швейцарии, в местечке Божи,

состоялось частное «Заграничное совещание

центральных работников п. с.-р. по вопросу о линии

поведения в условиях мировой войны». На совещании

присутствовали такие видные деятели партии, как Н.

Д. Авксентьев, А. А. Аргунов, Е. Е. Лазарев, М. А.

Натансон, И. И. Фондаминский, В. М. Чернов. Уже на

этом совещании выявился тот основной спектр мнений

и разногласий, который породила война в эсеровской

среде в целом. Последовательно интернационалистскую

позицию отстаивал на совещании один лишь М. А.

Натансон.

Натансон исходил из следующего положения:

трудящиеся не имеют отечества; социалисты даже во

время войны не должны забывать о том, что интересы

правящих классов и интересы народа остаются

противоположными и поэтому социалисты не могут

становиться на позицию единства нации.

Левоцентристской была точка зрения Чернова, который

считал, что царское правительство ведет не

оборонительную, а завоевательную войну, защищает не

народные, а династические интересы, поэтому

социалисты не должны оказывать ему никакой

поддержки. Они обязаны выступить против войны,

восстановить II Интернационал, стать «третьей

силой», которая своим давлением на два

империалистических треста, схватившиеся в кровавом

поединке, добьется мира без аннексий и контрибуций.

Однако ни Натансон, ни тем более Чернов не доходили

до ленинской крайности: до лозунгов превращения

войны империалистической в войну гражданскую и

поражения своего правительства.

Большинство участников совещания оказались

оборонцами. Если война возникла, рассуждали они, то

социалистам надо защищать родину против иноземного

империализма. Вредной для национальной обороны

признавалась идея антинародного характера войны. Не

отрицая политическую борьбу с правительством и во

время войны, они вместе с тем подчеркивали, что эта

борьба должна вестись методами, не подрывающими

непосредственно национальную оборону.

Участникам августовского совещания не удалось

выработать общую платформу. После него разногласия

в эсеровской эмиграции усилились. Вследствие того,

что в Заграничной делегации ЦК партии

представительство интернационалистов и оборонцев

оказалось равным, работа этого единственного в то

время общепартийного органа была полностью

парализована.

Представители интернационалистского течения,

левые и лево-центристы М. А. Натансон, Б. Д.

Камков, Н. И. Ракитников, В. М. Чернов и др.),

первыми приступили к фракционной пропаганде своих

взглядов и идейной консолидации своих сторонников.

Уже в ноябре 1914 г. они стали издавать в Париже

газету «Мысль», которая распространялась в основном

среди узкого круга эмигрантов. Лишь единичные ее

экземпляры случайно попадали в Россию.

В первых номерах газеты была опубликована серия

«тезисов» — «Война и капитализм», «Социалистическая

оценка войны», «Война и социалистический

"пересмотр"», и «Положение русского социалиста»,

автором которых был Чернов. В тезисах теоретически

обосновывалась позиция эсеров-интернационалистов по

комплексу вопросов, касавшихся войны, мира,

революции и социализма. Происхождение войны Чернов

объяснял прежде всего вступлением капитализма в

«национально-империалистическую фазу», на которой

он в передовых странах приобрел одностороннее

индустриальное развитие. А это, в свою очередь,

породило другую ненормальность — односторонний

индустриальный, марксистский социализм, который

крайне оптимистически оценивал перспективу развития

капитализма, недооценивал его отрицательные,

разрушительные стороны, связывал полностью судьбу

социализма с этой перспективой. Замледелию и

деревне марксистский социализм отводил лишь роль

придатка торжествующей индустрии. В связи с этим

игнорировались те слои трудового населения, которые

были вне индустриальной сферы. Марксистский

социализм утверждал чисто пролетарскую точку зрения

на общественное развитие, проявлял недоверие

всякому обобществлению, происходившему не сверху,

под руководством капитализма, а снизу, по

инициативе самих трудящихся (общинная земельная

собственность, кооперация, муниципальное

обобществление и т. п.). Этот социализм, считал

Чернов, рассматривал капитализм как «друго-врага

или вра-го-друга пролетариата», потому что

пролетариат был заинтересован в его процветании, в

его развитии.

Война поставила на карту судьбы капитализма в

крупнейших европейских государствах, а

следовательно, и судьбу пролетариата этих стран, и

поэтому он не мог остаться безучастным к войне.

Зависимость роста благосостояния пролетариата от

роста капитализма стала главной причиной «массового

националистического грехопадения социализма».

Однобокий индустриализм современного национально-

капиталистического развития, втянувший в войну

европейские государства, увлек за собой, по мнению

Чернова, и представителей однобокого

индустриального социализма, вызвал в последнем

кризис и деморализацию. Условия преодоления кризиса

ведущему теоретику эсеров виделись только в

очищении марксистского социализма от глубоко

проникших в него негативных влияний «односторонне-

индустриалисткой и национально-империалистической

фазы капиталистического развития».

К числу таких негативных влияний относилась и

идеализация марксистами пролетариата.

«Националистическое грехопадение целого ряда

социалистических партий,— писала эсеровская

«Мысль»,— не вина отдельных вождей», истоки его — в

слабых сторонах самого пролетариата. Такого

пролетариата, каким рисует его марксистский

социализм» в реальной действительности не

существует. Есть не один международный пролетариат,

спаянный классовой солидарностью, независимый от

различий расы, нации, пола, территории,

государства, квалификации и уровня жизни,

проникнутый непримиримою враждою к существующему

строю и ко всем силам гнета и эксплуатации, а много

пролетариатов, с рядом частных противоречий в

интересах между ними и вместе с тем с определенной

относительной солидарностью с господствующими

слоями. В итоге делалось заключение, что социалисты

не должны делать себе кумира ни из одного

трудящегося класса, в том числе пролетариата, а

социалистическая партия не может отождествляться с

пролетарской партией. Прекратить войну, добиться

мира без аннексий и контрибуций, подчеркивал

Чернов, можно только объединенными усилиями

трудящихся. Отсюда обязанностью каждого социалиста

и каждой социалистической партии является

объединение разрозненных войной социалистических

сил.

Руководствуясь этими соображениями, В. М. Чернов

и М. А. Натансон участвовали в международных

конференциях социалистов-интернационалистов — в

Циммервальдской в сентябре 1915 р. и в Кинтальской

в апреле 1916 г. Вспоминая о Циммервальдской

десятилетие спустя, В. М. Чернов отмечал, что его

участники преследовали разные цели. Одни (себя

Чернов относил к этой группе) рассматривали его как

средство прекратить летаргический сон всего

интернационального социализма, растолкать и

разбудить его; другие (Ленин и его сторонники) —

как средство порвать с ним и основать более узкий,

«сектантский Интернационал». Под манифестом

Циммервальдской конференции поставил подпись только

Натансон (М. Бобров). Чернов после того, как были

отклонены его поправки к манифесту в духе

эсеровского взгляда на войну и социализм, отказался

подписать этот документ.

Эсеры-эмигранты, разделявшие оборонческую

позицию, издавали в 1915—1916 гг. свои газеты — «За

рубежом» и «Новости». Тенденция к новой комбинации

освободительных сил, вызванная войной, выразительно

проявилась в политике этого эсеровского течения. В

то же время» когда происходила Циммервальдская

конференция, они организовали в Женеве совещание с

русскими социал-демократами-оборонцами. В

«Манифесте» этого совещания заявлялось, что «к

свободе... нельзя прийти иначе, как идя по пути

национальной самообороны». Призыв к защите своего

отечества оборонцы обосновывали разными доводами.

Они считали, что победа Германии над Россией, во-

первых, превратит последнюю в колонию, что

затруднит развитие ее производительных сил, а

следовательно, и рост сознательности трудящихся, а

это в конечном счете отодвинет срок окончательной

гибели царизма. Во-вторых, поражение России тяжелее

всего скажеться на положении трудящихся, ибо

необходимость выплаты контрибуции вызовет

увеличение налогов. На основании этих посылок

оборонцы делали вывод, что жизненные экономические

интересы народа требуют от социалистов деятельного

участия в обороне страны.

Вместе с тем авторы «Манифеста» заверяли, что их

позиция не означает внутреннего мира, примирения на

время войны с правительством и буржуазией. Не

исключалась и такая возможность, что свержение

самодержавия явится предварительным условием и

залогом победоносной войны для России. Но в данном

случае надо быть «мудрым, как змий», не поддаваться

благородному негодованию против угнетателей,

помнить, что всякое революционное

вспышкопускательство в тылу армии равняется измене.

Прежде чем прибегать к стачке, необходимо подумать

о том, каковы будут ее последствия, военно-

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7