Податная реформа Петра Великого

приписывать от пограничных, а когда Московская разложением совершитца,

тогда тем, которые с нею граничат, тем зачать вдруг»[5]. Такой порядок

раскладки позволял избежать остатков душ «за расположением».

Петр спешил с завершением реформы. Прощаясь с ревизорами, уезжавшими в

свои губернии, он требовал закончить раскладку полков и ввод их в «вечные

квартиры» к концу 1724 г. К тому же сроку надлежало выбрать земских

комиссаров[6].

Порядок движения армии на «вечные квартиры» был определен указом 6

августа 1724 г. Полки, находившиеся далее чем в 500 верстах от квартир,

посылали офицеров, которые и принимали квартиры от ревизоров. Полки,

находившиеся ближе, чем в 500 верстах, следовали на квартиры походным

маршем. Закончить размещение надлежало в течение 1724 г. Однако донесения,

поступившие от ревизоров в конце 1724—начале 1725 г., свидетельствовали,

что квартиры были приняты представителями лишь нескольких полков. Эти

известия вызвали гнев Петра, который излил его в письмах к ревизорам в

начале 1725 г. В категорической форме он предписал ревизорам не позже 1

марта 1725 г. доложить о приеме полками квартир и размещении их в уездах.

Петру не было суждено выслушать рапорты ревизоров — 28 января 1725 г. он

умер. Но постановления начала 1725 г. сохраняли силу и после его смерти. В

итоге к весне 1725 г. ревизоры в основном закончили размещение полков.

Несколько замедлило доведение его до конца перераспределение между

губерниями душ, «оставшихся за расположением».

К весне 1725 г. были выбраны и земские комиссары. Выборы их

предусматривались уже в инструкциях ревизорам, но непосредственное

распоряжение появилось 14 мая 1723 г. В нем указывалось, что к октябрю в

каждом уезде должно съехаться шляхетство и выбрать «из лучших людей,

которые б могли чистую отповедь в сборе своего года дать». 18 ноября

ревизоры вновь подтвердили, «чтоб... в выборе в земские комиссары дворян

принуждали, дабы конечно к 724-му году ко вступлению в подушный збор оные

учреждены были». Одновременно в указе 18 ноября отмечалось, что в тех

уездах, где нет дворян, населению выбрать комиссаров из своей среды, «кому

они между себя верят».

Попытка разместить более чем 100-тысячную регулярную армию на «вечных

квартирах» предпринималась в России впервые и не могла не вызвать массы

проблем практического порядка. Поэтому Петр и его помощники приложили

немало усилий для написания таких инструкций, которые, став руководящими

документами в деятельности военных и гражданских администраторов, могли бы

охватить наиболее важные вопросы содержания армии. Среди таких документов,

написанных в течение 1723— 1724 гг., выделяются три важнейших — Плакат,

Инструкция полковнику и Инструкция земскому комиссару.

Подготовка этих документов началась летом 1723 г. в Военной и Камер-

коллегии. Осенью в разработку этих документов включился и сам царь.

Повторное слушание инструкций и Плаката пришлось на весну 1724 г., а

окончательно документы были подписаны Петром 6 ноября 1724г.

Все три документа взаимосвязаны и хорошо дополняют друг друга. В этом

можно усмотреть замысел их составителей. В Инструкции земскому комиссару

(п. 10) после изложения основных принципов его деятельности мы читаем: «В

прочем должен ты поступать во всем так, как в данной инструкции полковнику

и офицерам изображено и по... Плакату во всем непременно, чего ради

сообщаются тебе с той и Инструкции, и Плаката копии[7]».

Вместе с тем каждому документу присущи свои особенности. В Инструкции

полковнику подробно рассматриваются разнообразные вопросы содержания полка

на средства, получаемые с крестьян. Регламентации сборов с них посвящена

Инструкция земскому комиссару. Плакат же является указом, изданным для

«народного известия». С его помощью власти хотели ознакомить широкие слои

населения с принципами новой податной системы и предотвратить тем самым

возможные злоупотребления, проистекающие, как тогда полагали, от незнания

законов. Не случайно в ноябре 1723 г. Сенат постановил: «Когда состоитца

расположение полков на души, тогда публиковать печатными указами и роздать

те указы по приходом, чтоб им зборы свои платить в урочныя сроки и больше

того ничего б им не платить»[8].

В январе 1724 г. Сенат (по инициативе Петра) установил размеры

выплаты за отработки сверх подушной подати. Этот указ без существенных

изменений вошел в Плакат.

Особое место занял вопрос о натуральных повинностях крестьян. В конце

Северной войны правительство предприняло ряд мер по реорганизации

существовавшей системы снабжения армии провиантом (создание постоянных

магазинов складов, образование института провиантмейстеров и т. д.). Все

это позволило правительству в 1723 г. декларировать отмену всех

провиантских поставок и выплат, Однако намеченные мероприятия по

обеспечению армии провиантом и фуражом через систему магазинов к началу

сбора подушной подати осуществлены не были.

Централизованно армия снабжалась лишь во время походов. В этом

случае провиантские деньги поступали из полков к генерал-провиантмейстеру.

Но и тогда население не избегало провиантской повинности. Плакат узаконил

практику изъятия продовольствия и фуража (правда, с уплатой стоимости по

местным ценам) с «ближних жителей»[9].

Помимо подводной, отработочной и натуральной повинностей на плечи

крестьянства легла хотя и временная, но весьма обременительная

строительная повинность.

Первоначально предусматривался комбинированный принцип размещения

армии. По желанию населения (прежде всего помещиков) оно могло либо

строить слободы для солдат, либо содержать их в своих домах. Перспектива

быть вовлеченными в новую и довольно тягостную повинность не вызывала

энтузиазма не только у крестьян, но и у помещиков. В 1721 г. с упорным

нежеланием помещиков размещать полки столкнулся в Новгородской провинции

М. Я. Волков. Лишь после грозного окрика из Петербурга новгородские

дворяне подчинились Волкову.

Вместе с выборными от дворянства Волков объехал Новгородский, а также

часть Старорусского уезда и определил места для строительства слобод из

расчета: одно капральство на «квартире», состоящей из 14—15 изб. Всего на

два размещенных в Новгородском уезде полка предстояло соорудить 1281 избу

строго установленного образца.

Строительство слобод являлось весьма тягостной повинностью. Предстояло

только срубить и вывезти из леса не один десяток тысяч бревен. Летом 1722

г. дворяне в своей челобитной сообщали, что вывезена лишь часть

необходимого леса, но и это составляло более 32 тыс. бревен. Заготовкой

леса повинности населения не ограничивались. В 1723 г. новгородские

помещики писали в Сенат, что подрядчики берут на постройку избы по 25—30

руб., т. е. не менее 22 тыс. руб., или около 1.35 руб. с души м. п. Кроме

того, населению предстояло выкупить земли под слободы, за которые

владельцы «просят денег великих»[10].

К весне 1724 г. выяснилось, что большинство помещиков не хочет строить

слободы, а готово разместить солдат по деревням. Это не устраивало царя.

Если в 1722— 1723 гг. Петр не возражал против комбинированного расселения

армии (по слободам и дворам), то теперь он резко изменил свое мнение,

опасаясь за сохранение боеспособности армии. В Плакат (ч. I. п. 19) было

внесено положение, разрешавшее населению содержать солдат, но лишь

временно. В течение двух лет слободы должны были быть построены для всех

полков с тем, чтобы в 1726 г. солдаты уже не стояли на крестьянских

дворах.

Возведение слобод возлагалось на тяглое население. Лишь там, где полки

находились на зимних квартирах постоянно, слободы строились силами солдат,

но и тогда все расходы на заготовку материалов и покупку земель должны

были оплачиваться населением.

Сбор подушной подати поручался земскому комиссару. Пункты Плаката и

Инструкции земскому комиссару не вносили ничего принципиально нового в те

положения указа 26 ноября 1718 г. и инструкции Волкову и Чернышеву, в

которых шла речь о земских комиссарах. Эти положения сводились к

следующему. Земский комиссар выбирался из дворян сроком на год на общем

собрании дворян каждого военно-административного округа (дистрикта), на

территории которого располагался полк. «Выбор» — документ об избрании —

подписывался всеми участвовавшими в собрании помещиками и сдавался на

хранение полковнику. По окончании срока работы комиссар отчитывался на

перевыборном собрании дворян, которые давали оценку его работе и за

совершенные в течение года проступки могли оштрафовать его или передать в

ведение надворного суда и местной администрации. В том случае, если

дворянское собрание было удовлетворено деятельностью комиссара, оно могло

переизбрать его на новый срок.

Деятельность первого комиссара, избранного на 1725г., начиналась с

того, что он принимал от ревизора переписную книгу и на ее основе

составлял окладную книгу — «означа все села и деревни, и в них число

мужеских душ, и что с них подушных денег с каждого села и деревни на год в

сборе быть имеет[11]» (Инструкция земскому комиссару, п. 1). Для сбора

денег земскому комиссару выдавались приходная и расходная книги,

присланные из Камер-коллегии. Порядку при сдаче денег плательщиками и

приеме их земскими комиссарами уделялось особое внимание. Зная

повсеместность злоупотреблений в податных делах, правительство стремилось

подробно регламентировать процедуру сдачи и приёма денег. Передав деньги

комиссару, плательщики должны были расписаться в приходной книге и

получить от земского комиссара расписку – «отпись».

Взаимоотношения военных с гражданским населением являлись одним из

сложнейших вопросов нового размещения армии. Наученное горьким опытом

квартирования полков в годы войны, правительство стремилось

регламентировать отношения крестьян и военных так, чтобы в будущем

предотвратить возможные недоразумения и стычки.

В основу законов, регулирующих эти отношения, был положен

незыблемый принцип охраны помещичьей собственности. Военным предписывалось

«ни в какие, как помещицкие, так и крестьянские, владения и в их

управления и работы... не вступать и помешательства отнюдь не чинить»

(Плакат, ч II, п. 2). Полковых лошадей разрешалось пасти лишь по отводу

крестьян и помещиков вместе с их табунами. Запрещалось без разрешения

помещиков выезжать в их угодья для охоты и рыбной ловли,, а также

привлекать крестьян к заготовке дров для солдат.

Для петровской податной и социальной политики в целом характерно

ужесточение ее принципов. Как известно, в XVII в. законодательство

признавало существование «вольных и гулящих» людей, которыми, согласно

Уложению 1649 г., признавались те, кто находился вне трех, отчасти

дублирующих друг друга общественных состояний (служилого, крепостного и

тяглого). В петровскую эпоху наметилось существенное изменение позиции

государства по отношению к «вольным и гулящим», что, как уже отмечалось

выше, фиксировала Палата по составлению Уложения 1700г[12].

Перед самым началом (или немного позднее) податной реформы Петру

был подан проект, автора которого мы, к сожалению, не знаем. Проект, по-

видимому, привлек внимание правительства, ибо в фонде Кабинета сохранились

помимо полного списка проекта еще две краткие редакции, составление

которых, как правило, было связано с рассмотрением проектов в верхах.

Автор, приветствуя податную реформу и считая, что подушное обложение более

удобно для государства, чем подворное, обращает особое внимание на

полицейскую функцию подушного обложения. Он считает, что реформой нужно

воспользоваться, во-первых, для вывоза беглых и, во-вторых, для укрепления

в стране паспортного режима. Но мнению автора, нельзя разрешать выход всем

желающим. Паспорта, называемые автором «ерлыками за гербом», должны

выдаваться лишь одной четвертой части населения, внесенного в подушный

оклад. Положенные на данную вотчину «ерлыки» должны были получить у

ландрата доверенные люди помещика, а затем уже распределять между

желающими выйти па заработки. «Ерлык» выдавался на пять лет, причем в нем

указывались даты выхода и возвращения крестьянина. Без «ерлыка» помещики

не имели права отпускать своих крестьян и держать чужих.

Автор не ограничивается предложением ввести «ерлыки» только для крестьян.

Он видит систему паспортов-пропусков всеобщей, распространяемой и на

другие категории населения. Купцы должны были иметь документы, в которых

отмечался не только путь их следования, но и товары, которые везли с

собой. «Також, — пишет автор, — и всяких чипов людем давать подорожные за

таковыми ж гербами, в чем болыни вси в верности сим могут утвердиться и за

сроки в отпусках своих жить нигде больше не станут, по коим всяк везде тем

изобличен будет»[13].

Автор выступает перед нами энтузиастом полицейских порядков,

изобретая изощренные формы контроля за подданными. Так, выезжающий в

другой город должен был в обязательном порядке представить по возвращении

домой особое письмо из канцелярии того города, где он находился согласно

подорожной, подтверждающее, «что он был тама, а не в других местах, от

чего верно о себе всяк будет знатен». Реализация этих мер должна, по

мнению автора, укрепить порядок в уездах и городах, способствовать

«прибытку государственному».

В Плакате 1724 г. многие предложения неизвестного автора получили

отражение и развитие. Он предусматривал два варианта выхода крестьянина-

отходника на заработки. Во-первых, он мог выйти на работу в «ближние

места», точнее в пределах своего уезда, по не далее чем на 30 верст от

дома. Для того чтобы покинуть жилище, крестьянин' должен был получить

паспорт — «отпуск», подписанный помещиком или в его отсутствие приказчиком

(ч. II, п. 12). Во-вторых, крестьянин мог выйти за пределы своего уезда на

продолжительный срок. Такой выход предусматривал особую процедуру

оформления документов. Крестьянин должен был получить не только письменное

разрешение своего помещика, но, и подписанное земским комиссаром и

заверенное полковой печатью «пропускное письмо». Комиссар был обязан

внести запись о выходе данного крестьянина в особую книгу. Понимая, что

процедура оформления «пропускного письма» может привести к

злоупотреблениям, составители Плаката предусмотрительно оговорили, что за

каждое письмо крестьяне платят пошлину 2 коп., и «болше того отнюдь не

требовать», и, кроме того, «болше ж двух дней, под жестоким наказанием,

крестьян не задерживать».

Плакат требовал обязательной отметки в паспорте срока, в который

крестьянин-отходник был обязан явиться домой. Категорически запрещалось

отпускать и принимать отходников с семьями, и при предъявлении писем на

семью надлежало немедленно ее высылать на прежнее место жительства (ч. II,

п. 14). Включая это положение в Плакат, законодатели стремились

предотвратить бегство крестьян под видом выхода на заработки. Теми же

соображениями было продиктовано запрещение жениться крестьянам-отходникам

в период работы на заводах (ч. II, п. 15). Эту же цель преследовало

положение об ограничении времени отхода тремя годами (ч. II, п. 16).

Власти понимали, что отзыв квалифицированного работника, каким мог стать

за это время отходник, приводил порой к ущербу производства и нарушению

«государственного интереса». Поэтому Плакат предусматривал выплату

компенсации за такого работного его владельцу в размере 50 руб. После

этого крестьянин-отходник становился собственностью хозяина мануфактуры

(ч. II, п. 15).

Предписание Плаката о паспортах имело огромное значение для народного

хозяйства. С помощью паспортной системы правительство могло контролировать

продвижение населения, ограничивать его во временных и пространственных

рамках, оказывать влияние на особенности формирования рабочей силы на

предприятиях.[14]

Введение паспортов в 1724—1725 гг. привело в отдельных случаях к перебоям

в снабжении строек рабочей силой.

Жесткий порядок, введенный Плакатом, разумеется, не устраивал многих

как из числа отходников, так и из числа работодателей. Одним из способов

обойти закон было предъявление фальшивых паспортов. К 1726 г. обнаружилось

такое количество подделок, что правительство решило перейти на паспорта,

изготовленные типографским способом. Однако вскоре дело застопорилось.

После вывода полков из уездов и передачи сбора налогов губернаторам и

воеводам в их же руки была передана и выдача паспортов. Это в свою очередь

привело к новым трудностям. Как писали авторы доношения в Сенат, «ежели

обширной уезд, например Московской, Новгородской и Нижегородской и иные

многие тому подобный, ис такова уезду несвободны в другой уезд в наймах

ехать или для работы итти, покамест не получат от воеводы пашпорта, а к

воеводе в город итти верст по сту и по двести, то он прежде, нежели

работою своею на оплату податей что достанет, последнее свое дорогою

исхарчит». Кроме того, придя в город «просители в городах за паш-портами

волочатся». Правительство признало доводы авторов до ношения вескими, и в

1728 г. было принято, решение ограничиться «письменными» паспортами,

заверенными приказчиком или помещиком.

Лишь в 1731 г., когда армия возвратилась в уезды, была введена вновь

система «печатных» паспортов. Тех, кто появлялся с «письменными», было

приказано, «не пропуская, ловить и отсылать на прежние жилища».

Наконец, возвращаясь к Плакату как документу, регулирующему полицейские

функции армии, нужно затронуть вопрос о переводе крестьян. Система

прикрепления крестьян в местах приписки в оклад подати оказывалась в

некотором противоречии с, практикой, когда помещики свободно распоряжались

своими крестьянами, могли продать крепостного без земли в другой уезд

перевести в свое поместье, расположенное в другом районе. Разрабатывая

Плакат и другие документы, правительство стремилось учесть и это

обстоятельство. 31 августа 1723 г. Сенат приговорил, «чтоб душ по

расположению полков из полку в полк бес челобитья и указу не

переводить»[15] В Плакате эта идея была развита. Он устанавливает порядок,

при котором помещик мог перевести крестьянина, лишь подав об этом

челобитную и представив обязательство о платеже за него денег по-прежнему

в местах «положения» в оклад на полк (ч. I, п. 17).

Подводя итоги, мы можем констатировать, что реализация петровских

планов привела к созданию новой системы содержания и размещения армии. Эта

система имела три особенности. Во-первых, она была рассчитана на мирный

период и предусматривала содержание армии (при сохранении ее

боеспособности) длительное время. Во-вторых, новая система содержания

армии составляла единое целое с податной налоговой системой. Деньги,

взимаемые с плательщиков при участии армии, поступали непосредственно на

нужды полков, что позволяло в известной степени избежать издержек,

связанных с передачей их в центральную кассу и перераспределением вновь на

полки. В-третьих, размещение полков среди населения, с которого взимались

деньги на их содержание, позволяло военным контролировать положение на

местах, эффективнее взыскивать недоимки, бороться с бегством, подавлять

проявления классовой борьбы. Создание паспортной системы, ставшее

возможным благодаря введению подушной переписи, позволяло следить за

перемещением населения и регулировать его в соответствии с интересами

феодалов и абсолютистского государства.

Произведена была перепись податного населения,

вычислен расход по содержанию армии, и разложен по душам. Переписи

подлежали крестьяне всех категорий (помещичьи, вотчинные, черносошные

на государственных землях, дворцовые, монастырские), холопы и так

называемые «гулящие» люди, до сих пор не платившие никаких податей

и повинностей, жившие за чужим «хребтом» («захребетники»,

«подсуседники») или просто бродившие с места на место. Под страхом

наказания (ссылка на галеры) «гулящие» обязаны были записаться в

ревизские сказки и превратиться в солдат и в крепостных[16].

Ответственность за исправный взнос податей возложен был на

помещика: правительство требовало денег с него, а не с крестьян. Эта

мера оказала громадное влияние на дальнейшую судьбу крестьянства: она

поставила плательщика в полную зависимость от помещика и привела к

тому, что помещик сделался бесконтрольным хозяином и

настоящим владыкой над своими крестьянами.

Прикрепление крестьян при Петре, как сурово оно не проводилось в

жизнь, каким тяжёлым гнётом не легло на население, не имело

ничего общего с тем положением, какое сложилось для них со второй

половины ХVШв[17]. и продолжалось вплоть до уничтожения крепостного

права (1861). Прикрепляя крестьян, Пётр совсем не имел в виду

превращать их в помещичьих крепостных, в рабов: в податном классе он

видел такой служивый класс, каким были и другие сословия:

дворянское, городское; прикрепление совершалось во имя соображений

государственных, отнюдь не частных, не классовых: крепостное

состояние было лишь формой служения своему помещику с тем, чтобы

дать ему самому возможность отправлять свою службу, так что

перестанет служить помещик, должны быть освобождены от обязанностей

к нему и крестьяне. Этот взгляд глубоко вкоренился в народное сознание,

и когда впоследствии помещики-дворяне стали

действительно освобождаться от военной повинности, то крестьяне с

Страницы: 1, 2, 3